После того как последняя шаровая молния поразила зенитную ракету, наступила тишина. Два шальных шара полетали какое-то время среди мишеней, затем один за другим беззвучно исчезли. Один бронетранспортер дымился, однако у всех остальных мишеней был такой вид, будто ничего не произошло.

– И что делают эти ваши сигнальные ракеты? – спросил у Линь Юнь один из полковников.

– Сейчас сами увидите! – с гордостью заявила та.

Все покинули укрытие и прошли пятьсот метров до мишеней. Несмотря на то что я был уверен в результатах, которые мы должны были увидеть, я тем не менее немного нервничал в присутствии всех этих старших офицеров, от которых зависела судьба нашего проекта. Стоящий перед нами бронетранспортер больше не дымился, но в воздухе чувствовался резкий запах, усиливающийся по мере нашего приближения. Генерал спросил, что это такое.

– Это озон, образовавшийся при разряде шаровой молнии, – объяснила Линь Юнь. – Товарищ генерал, возможно, в будущем этот запах сменит над полем боя запах пороха.

Сначала мы с Линь Юнь подвели гостей к бронетранспортеру. Все столпились вокруг, пристально рассматривая броню, очевидно, в поисках обожженных следов, но ничего не находили. Корпус бронетранспортера не получил никаких повреждений. Мы открыли люк, и кое-кто из гостей засунул туда голову, однако, помимо еще более сильного запаха озона, каких-либо повреждений видно не было. Четыре компьютера по-прежнему стояли вдоль одного борта, но сразу же бросалось в глаза то, что все экраны погасли. Мы вытащили один компьютер из бронетранспортера, и Линь Юнь быстро вскрыла темно-зеленый корпус. Я перевернул его, высыпая изнутри белый пепел вперемешку с маленькими черными обломками. Затем я поднял компьютер, демонстрируя его гостям, и в толпе раздались изумленные восклицания.

На материнской плате две трети микросхем отсутствовало.

Изумленные восклицания продолжались. В танке «Модель 2005» больше половины микросхем связного оборудования и радиолокационной станции превратились в пепел. Когда мы наконец вскрыли головную часть зенитной ракеты, восклицания достигли апогея, поскольку весь модуль наведения превратился в усыпальницу сожженных микросхем. Два офицера ракетных войск, которым было поручено извлечение боеголовки, смотрели со страхом на нас с Линь Юнь, затем оглянулись на оставшееся на огневом рубеже орудие, и у них на лицах появилось такое выражение, будто они увидели призрака.

– Это оружие лишит сил целую армию! – заявил генерал-лейтенант.

Наблюдатели восторженно захлопали. Если бы оружие на основе шаровой молнии нуждалось в рекламном лозунге, ничего лучше нельзя было бы придумать.

* * *

По возвращении на базу я обнаружил, что шаровая молния причинила ущерб и моему личному имуществу: переносной компьютер, который я брал с собой на испытания, вышел из строя. Вскрыв его, я обнаружил внутри мельчайший белый пепел. Я дунул, пепел поднялся в воздух, и я закашлялся. Взглянув на материнскую плату, я увидел, что процессор и два блока памяти емкостью по 256 мегабайт исчезли, превратившись в пыль, которая сейчас летала вокруг меня. Во время боевых стрельб я находился вдвое ближе к точке возбуждения шаровых молний, чем все остальные, чтобы наблюдать и записывать, но все равно значительно дальше пятидесяти метров, в зоне, обыкновенно считавшейся безопасной.

На самом деле я сразу же должен был понять, в чем дело. Микросхемы имели такие крошечные размеры, что каждая была способна поглотить лишь небольшую толику энергии, высвобожденной шаровой молнией, предоставив остальной части действовать на большом удалении. Для таких крохотных целей, как микросхемы, радиус поражения шаровой молнии значительно увеличивался.

Вту ночь луна была просто восхитительной. Линь Юнь, Динг Йи и я неспешно прогуливались по территории центра, рассуждая о том, каким образом оружие на основе шаровой молнии сможет преодолеть электромагнитную систему обороны.

– Сейчас уже не вызывает сомнений, – сказала Линь Юнь, – что до тех пор, пока мы используем заряженные макроэлектроны, эта проблема неразрешима.

– И я придерживаюсь того же самого мнения, – согласился Динг Йи. – Недавно я пытался на основании характера движения макроэлектронов установить местонахождение ядра того атома, которому они принадлежат, однако теоретические знания в этой области очень туманные, и, кроме того, существуют определенные препятствия, преодолеть которые практически невозможно. Путь предстоит очень длинный, и, боюсь, в этом столетии человечеству можно не рассчитывать на прорыв.

Я поднял взгляд к звездам, заметно поредевшим в свете полной луны, пытаясь представить, каким должен быть атом диаметром от пятисот до тысячи километров.

– Но, если хорошенько подумать, – продолжал Динг Йи, – если бы нам удалось найти макроядро, это означало бы, что мы получили бы обладающие нейтральным зарядом макронейтроны, способные преодолеть электромагнитный барьер.

– В отличие от макроэлектронов, макронейтроны нельзя возбудить, и они не смогут выдавать запасенную энергию, – произнесла Линь Юнь и задала тот вопрос, который намеревался задать я сам: – Каким образом их можно будет использовать в качестве оружия?

Динг Йи собирался что-то ответить, но тут Линь Юнь прижала палец к губам:

– Тс-с – прислушайтесь!

Мы находились неподалеку от лаборатории, где возбуждались шаровые молнии. До появления технологии спектрального распознавания именно здесь в основном проводились опыты над животными с целью отобрать подходящие макроэлектроны. В ходе этих экспериментов сотни подопытных животных были превращены в пепел. Это было то самое здание, куда в первый день моего пребывания в центре меня привела Линь Юнь для демонстрации оружия на основе линейной молнии. Переоборудованное из большого склада, в лунном свете оно казалось огромной бесформенной тенью. Линь Юнь знаком предложила нам остановиться, и когда наши шаги затихли, я услышал доносящийся из лаборатории звук.

Это было блеяние козы.

Никаких коз в лаборатории не было. Опыты над животными прекратились еще два месяца назад, и все это время здание лаборатории оставалось опечатанным.

Я снова услышал этот звук, бесспорно, блеяние козы, слабое, какое-то грустное. Странно, но блеяние напомнило мне взрывы шаровых молний, поскольку оба этих звука имели одно общее качество: хотя можно было определить источник звука, тем не менее казалось, что он заполняет все пространство вокруг, а порой создавалось впечатление, что он исходит изнутри моего собственного тела.

Линь Юнь поспешила к входу в лабораторию, Динг Йи последовал за ней, но у меня ноги словно налились свинцом, и я остался стоять, не в силах двинуться с места. Это было то самое знакомое ощущение, озноб, охвативший все тело, словно меня стиснула ледяная рука. Я наперед знал, что никакой козы в лаборатории не окажется.

Линь Юнь толкнула дверь, и тяжелая сталь с грохотом откатилась по направляющим, заглушив слабое блеяние. Когда шум открывшейся двери наконец затих, блеяния также не было слышно. Линь Юнь зажгла свет, и я увидел в дверной проем часть просторного внутреннего помещения. Загон из железных решеток двухметровой высоты, в котором когда-то содержались жертвы предстоящих экспериментов. Несколько сотен подопытных животных были испепелены здесь шаровыми молниями. Но теперь загон был совершенно пуст. Какое-то время Линь Юнь бродила по пустынной лаборатории, но, как я и предсказывал, ничего не нашла. Динг Йи остался стоять в дверях; свет внутри отбрасывал от него на землю длинную худую тень.